- и Рат подхватил:
- Не присылай мне писем - сама себя пришли,
Не спрашивая тонкого совета.
На нежных побережьях кочующей земли
Который год всё ждут тебя рассветы…
- и Светка окликнула брата:
- Ну?! Это же ваша песня, подпевай! - и Сашка присоединился:
- Пока качает полночь усталый материк,
Я солнце собираю на дорогах.
Потом его увозят на флагах корабли,
Сгрузив туман у моего порога.
Туман плывёт над морем, в душе моей дурман,
Всё кажется так просто и не просто.
Держись, моя столица, зелёный океан,
Двенадцать ветров, синий перекрёсток!
- и они всё впятером ещё раз пропели:
- Держись, моя столица, зелёный океан,
Двенадцать ветров, синий перекрёсток!!!
- Свет, пой ещё! - крикнул Сашка, и она запела, шагая впереди. Рат не знал этой песни, но в ней был припев, красивый и завораживающий:
- Путь домой, путь домой -
Если мы придём домой…
В море нас опять потянет,
Если мы придём домой!
- и к концу песни Рат обнаружил, что подтягивает себе под нос эти строчки…
Светка пела.
Они шли. И иногда подтягивали.
Впереди шагала девчонка, не столь давно откликавшаяся только на кличку "Синти", дочь офицера, взбалмошная и непредсказуемая особа. За ней, сменяясь, её брат - член милитаристского клуба, казачонок-проводник с пунктиком насчёт самостоятельности и его двоюродный брат, сын нового русского, высокомерный космополит, никогда не носивший ни одной вещи дешевле чем за триста долларов, тащили на самодельных носилках девчонку со сломанной ногой, ни разу в жизни не носившую вещей дороже чем за триста рублей.
Они шли босиком, в драных камуфляжах разной степени разукомплектованности и пели, а дождь поливал их, то усиливаясь, то ослабевая.
Это было абсурдно, но не более, чем вся жизнь и история страны, в которой они родились и от которых не могли уйти никуда, даже если кто-то из них громко кричал о том, что хочет этого.
- Родина! Еду я на Родину!.. - распевала Светка, качаясь от слабости. Но следом шли мальчишки, которым было тяжелее, и она упрямо продолжала:
- Пусть кричат - "уродина!",
А она нам нравится,
Хоть и не красавица…
Рат не помнил, как и когда упал. Он пришёл в себя - Сашка волок его, перекинув руку себе на шею, а ружьё - на грудь. Ксанку тащили Светка и Егор.
- Хватит, - сказал Рат и занял место Светки…
…Дождь перестал, когда они остановились на привал. Сил делать шалаш ни у кого не было - они кое-как заползли, накромсав лапника, под здоровенный выворотень сосны и лежали, прижавшись друг к другу. И тогда Рат даже не услышал, а почувствовал, что Егор плачет.
- Ты что? - прошептал он в ухо двоюродному брату.
- Обидно… - Егор дрожал. - Так обидно… теперь, когда я… ты веришь, что я всё понял?
- Да, - сказал Рат.
- Обидно, - повторил Егор. - Мы ведь не дойдём, Рат. Мы не дойдём. И я всё зря…
- Ты не зря. Ты Ксанку спас, - прошептал Рат. И полез прочь из логовища, таща за собой ружьё…
Через час, когда Сашка сумел заставить себя выбраться из оцепенения, он выбрался наружу. Было почти совсем темно, но на раскисшей земле кое-где видны были следы, и Сашка, пойдя по ним, нашёл Рата в полукилометре от их "лагеря" - возле туши убитого выстрелом в глаз изюбря. Распоров горло оленю острым камнем, Рат, обливаясь, пил кровь и плакал навзрыд.
- Я… первый раз… промазал, - у него был жуткий вид, у перемазанного кровью. - Осталось пять…к нарезке… и картечь…
Вдвоём они доволокли тушу к выворотню. Рат заставил всех пить кровь, и они опять ели сырое мясо, а потом жевали черемшу, которую собрала Светка неподалёку на прогалине. Потом - уже в полной темноте - уснули, как умерли, а проснулись почти в полдень следующего дня. Около самого входа возле изюбря дрались несколько лисиц, замерших при виде людей, а потом порскнувших в стороны.
- Останемся тут ещё на сутки, - решил Рат. - Крошна новые сплетём, мясо оставшееся порежем и подвялим хоть немного.
- С обувкой бы что-нибудь придумать, - сказала Светка. Рат покачал головой:
- Без верёвок я ничего не придумаю… Отец умел из крапивы верёвки делать, но тут и крапивы нет, да я и не могу…
- Вчера я думал - сдохну, - признался Сашка. Ответом ему было молчание, красноречиво говорившее, что подобные мысли посещали и остальных. После этого молчания Рат сказал:
- Да мы почти и сдохли.
- Рат, - спросила Светка, - как ты думаешь - мы дойдём?
- Должны, - ответил Рат. - Обязаны, - и повернулся к Егору. - Правда, братишка?
- А как же, - усмехнулся тот, вставая. - Попробую я к реке добраться. Вдруг у нас под боком теплоходы ходят? Или, однако, рыбу-кита морские духи на берег выгнали - большое подспорье бедным чукчам. Однако.
- Иди, - сказал Рат. И добавил: - Однако.
Честно говоря, Сашка страшно завидовал тому, что Рат охотится. Но вспоминать, что тот обещал "дать пострелять", было глупо даже когда имелся пояс с патронами. Теперь же - вообще смешно. Временами Сашке хотелось хоть пару раз пальнуть из пистолета - просто пальцы чесались. Вот и сейчас такое желание накатило.
Видя, что Рат из лагеря никуда не собирается, а вместе со Светкой его, Сашкиным, ножом режет мясо, Сашка сказал, что пойдёт вдоль реки - Егор к берегу, а он по суше прогуляется, вдруг найдётся какой-нибудь слабоумный тетерев или заяц, которые подпустят его на выстрел? Никто не возражал.